Умывшись и оставив весь инвентарь в подсобке, они вышли из библиотечных комнат внутрь башни и поднялись наверх по дощатым ступеням крутой винтовой лестницы. Лишь в середине пути шаткие ступеньки освещала шестидесятиваттная лампочка, вкрученная в висящий на проводе патрон. Наверху свет прорывался через дощатую, рассохшуюся дверь. Страдальчески всхлипнув, дверь выпустила их на галерею крепостной стены.
Оказавшись на свежем воздухе, они остановились. Небольшое восхождение трудно далось молодому монаху. Мертвенная бледность и срывающееся дыхание говорили о тяжелой болезни. Монахи не спешили, и старший долго-долго осматривался по сторонам, давая товарищу прийти в себя и отдышаться.
С галереи открывался необычайно красивый вид на большое, обрамленное лесом озеро, в котором удивительно нежно и величаво отражались небо и крепостные стены. Отражения башен кремля в озере казались намного величественнее и чище, чем они были на самом деле, а мелкая рябь на водной глади создавала ощущение сказочной легкости и парения. Притулившийся к кремлю небольшой городок производил впечатление ненавязчивого уродства. На фоне свежей зелени оно бы даже не особо бросалось в глаза, если бы не несколько облупленных панельных “хрущоб”, покрашенных к тому же в ядовитые зеленый и оранжевый цвета.
Накануне вечером старший монах закончил в своей келье считывать сканером рукописный текст собственного дневника. Он записывал текст на дискеты. На цветном экране компьютера мелькнули последние страницы, испещренные причудливыми неровными письменами на непонятном языке, и работа завершилась: на полу осталась огромная кипа бумаги, пергамента и всего, на чем только мыслимо писать, а на столе возле компьютера были аккуратно сложены несколько десятков дискет. Они легко разместились в одном отделении большой дорожной сумки, в которой уже лежали какие-то пожитки, пара книг и портативный компьютер "Notebook" фирмы "Toshiba". Монах застегнул все молнии и потушил свет. Так прошел вчерашний день.
А сегодня… Дыхание молодого монаха не выравнивалось и становилось хриплым. На бледном лбу выступил пот. Старший товарищ подхватил его, обняв и не давая упасть.
— Ну что? Скажи!
Лицо молодого исказилось страданием, но он отрицательно замотал головой.
— Обет?
Слабый утвердительный кивок.
— Глупость все это, говори! Я прошу!
В ответ юноша попытался еще раз показать "нет", но уже не успел… тихо замер в руках товарища.
*
В небольшой больничной келье собралось несколько монахов молчальников. Возле кровати, где лежало тело молодого монаха, переминалась с ноги на ногу старенькая женщина-врач, крайне неловко чувствующая себя в этой обстановке. Пожилой монах, на руках которого скончался молодой человек, жестом пригласил старушку следовать за собой, и они вышли в монастырский двор.
— Спасибо вам большое, Анна Петровна, мы все прекрасно понимаем, вы проделали такой тяжелый путь, в выходной день.
— Да что вы… простите, не знаю, как вас, отец?..
— Нет, нет. Для вас Павел Ильич.
— Да, Павел Ильич. Я понимаю, три часа это такой срок, что все уже может быть ни к чему, но меня нашли только сорок минут назад…
— Да что вы, Анна Петровна…
— Нет, нет, я закончу. Меня только нашли, и я сразу собралась и поехала с вашими… ну, с братьями, что приехали, а остальные доктора на огородах своих, разве ж их застанешь? А я уже старая куда мне в огород дети за меня и внуки, а я, хоть двадцать лет на пенсии опять дежурный врач, такая вот жизнь. И знаете, я сразу, как пришли и показали мне жестом, поняла даже до того, как очки нашла и записку прочитала, поняла, что с Андрюшей это…
Павел Ильич, как мог, делал успокаивающие жесты, не имея возможности даже слово вставить в бурный поток речи старенькой женщины.
— Это так все ужасно! Такой молодой… Но мы, к сожалению, должны думать не только о душе. Вы уж извините меня, Павел Ильич, но нам надо решить, как оформлять данные о смерти.
— ?..
— Понимаете, Павел Ильич, мы с вами знаем, что у Андрюши был СПИД, но для того, чтобы не возбуждать общественность, давайте напишем, что это внезапная остановка сердца вследствие врожденного порока. Ведь, в конце концов, это тоже правда, оно же остановилось, сердце-то. А вскрытия все равно делать никто не будет, да и некому сейчас, на огородах все, клубника пошла… а? Давайте остановку сердца напишем?!
— О чем речь, Анна Петровна! Какое это имеет значение? Вам лучше знать, как написать, чтобы избавить и себя и нас от никому не нужных проблем. Андрюше это безразлично.
— Значит, я так и написала. Справочку в понедельник можно будет взять в регистратуре, справочку о смерти, как вы понимаете. Только действительна она несколько месяцев, не помню уж точно, сколько.
— А что ж, после окончания срока действия справки, Анна Петровна, надлежит воскреснуть из мертвых?
— Да нет, нет, Павел Ильич, грех так шутить, за это время надо взять свидетельство. Свидетельство о смерти, которое уже можно всюду предъявлять… Да! Андрюша, Андрюша… А родным позвонили?
— Нет. Он не оставил ничего — ни адреса, ни телефона ни родителей, ни кого другого. Он и здесь был, чтобы освободить всех от себя… Я знаю, что он из Москвы. Завтра поеду, разыщу мать с отцом… Спасибо вам, Анна Петровна…
— Да, да, я уже иду домой… Так все это ужасно… Для вас это не сильный грех, Павел Ильич, что вы со мной разговариваете?..
— Нет, нет! Не беспокойтесь. Я вообще здесь только гость. Еще раз благодарю, Анна Петровна, позвольте проводить вас.